– Ну да!

– Будь осторожна, дорогая, – ласково предупредил он. – Однажды он уже навредил тебе. Я не потерплю повторения.

– Не потерпишь? Не хочешь ли ты сказать, что ревнуешь? – Ханна удивленно смотрела на него.

– Я хочу защитить тебя от этих нахалов! – Голос мужа дрожал от негодования. – И потом, Ханна, разве Люк занимал хотя бы сотую долю твоей жизни по сравнению со мной, с моим отношением к тебе и нашему браку?

Несколько секунд Ханна стояла, глядя в упор на мужа, а потом отвернулась и быстро побежала наверх в комнату. Сорвала с себя серьги, нашарила застежку ожерелья.

Мигель вломился следом и стал судорожно сбрасывать с себя одежду.

– Стой спокойно! – с досадой воскликнула Ханна.

Она остро чувствовала его близость, тепло, исходящее от тела. Ей хотелось приникнуть к нему, спрятать лицо на груди, отдаться поцелуям и одновременно броситься на него и исколошматить кулаками эту твердую грудь. Понимает ли он, в какое двусмысленное положение ее поставили Камилла и Люк?

– Неужели ты думаешь, что я не знаю, кто такая Камилла? – Его глаза потемнели. – Отдай справедливость и моему интеллекту, женушка.

– Но ее интересует твое либидо, а не интеллект, – возразила Ханна.

– Ты считаешь, что я вот так легко лягу в постель другой женщины? – медленно, с упором на каждое слово произнес Мигель.

Она смотрела на него, а перед глазами мелькали эротические сцены – Мигель и Камилла…

– Конечно же нет. Мы клялись в верности друг другу перед алтарем, – тихо выдавила она из себя.

– У тебя нет причины сомневаться в моих словах.

– А у тебя в моих.

Мигель готов был разорвать Камиллу на части за ее наглость и самоуверенные замыслы, нарушившие покой его супруги. Он провел рукой по спине Ханны, расстегивая молнию на платье. Блестящий шелк соскользнул вниз. Руки прошлись по талии, обхватывая и вновь отпуская, потом поднялись к груди. Наклонив голову, он завладел ее ртом, опьяняя ее медленным, страстным, дразнящим, кружащим голову поцелуем. Она обняла его за шею, даря ответный поцелуй.

Ей нравилось ощущение его близости, нравилось ласкать его мускулистое тело – мощные плечи, широкую грудь, живот…

Излишек надетой на нем одежды теперь раздражал ее, она затеребила мешающие тряпки, расстегнула ремень брюк.

Ее тело пульсировало, отзываясь на его нетерпеливую дрожь, страстная лихорадка сотрясала обоих.

Нет, проклятье! Нет! Жадно и быстро, так, как велит первобытный инстинкт! Ей не требуются его сдержанные ласки, лишь его страсть.

Не произнесла ли она вслух то, что сейчас подумала? Не знает, не ведает, да и все равно ей. Она жила только одним этим мигом, с губ срывались возгласы, слова, которые может внушить лишь истинная страсть. Она понуждала его поднять ее, швырнуть на кровать, отбросив в сторону покрывала, накрыть, прижать сверху своей тяжестью…

Он вошел в нее, ощутив привычное сопротивление ее плоти, разошедшейся навстречу и плотно сомкнувшейся вокруг него, принимающей, ласкающей…

Никогда еще он не позволял себе отринуть все ограничения воспитания, требования, накладываемые на цивилизованного человека. Она не могла оторвать от него глаз, загипнотизированная примитивным голодом, исказившим его черты, сорвавшим маску внешних приличий. Его голова откинулась назад, мускулы на шее напряглись, челюсти сжались.

Он начал двигаться, сначала медленно, почти замирая после каждого движения, потом все скорее и скорее, следуя ритму, древнему как время.

Она подчинялась задаваемому им темпу, словно бешеному приливу, накатывающему на берег, чтобы захватить щепку и утащить ее за собой, поднимать и опускать, играть с ней как угодно. Он то наступает, то уходит, чтобы вернуться, кидаясь на берег с новой яростью.

Присущий ему в обычных обстоятельствах контроль над ситуацией пропал, словно его никогда и не было, уступив место примитивным желаниям. Голоду столь сильному, что назвать его обычным зовом пола было нельзя. Захлестнувшая его страсть не подходила ни под одно из человеческих определений. Бесстыжая, завораживающая, похотливая.

Казалось, она захвачена в плен дикарем, движимым единственной потребностью. И она отдавалась ему, позволяя вести туда, куда ему угодно, ликуя на каждом шагу пути. Наслаждаясь предъявляемыми требованиями, силой, влекущей ее все дальше и дальше. Слабая улыбка притаилась в уголках ее припухшего от поцелуев рта. Дикарь, думала она устало.

Неслыханное удовлетворение доставляла сама мысль о том, что она способна довести человека до полной потери самообладания.

Ханна уловила мгновение, когда он начал приходить в себя, тяжесть его груди перестала давить с такой силой, как раньше, дыхание стало выравниваться, с губ полился поток испанских слов. Он обвинял себя за недавнее забытье.

Ей хотелось успокоить его, поведать, что только сейчас она смогла оценить истинную власть женской сексуальной магии и… изумиться ее силе не меньше того, кто стал ее жертвой.

Легкими прикосновениями к его спине она попробовала разгладить узлы мышц, заставить их расслабиться. Спускаясь вниз по его телу, она прошлась по талии, дотронулась до ягодиц, слегка шлепнула по ним и продолжила путешествие в обратном порядке, поднимаясь к плечам, захватив в плен голову и притягивая к себе с поцелуем.

Сейчас она целовала его, пробуя на вкус губы, дразня проникающим внутрь рта языком, поощряя, поддразнивая в бесстыжем приглашении.

Его руки сомкнулись вокруг нее, прикрывая от враждебного мира. Губы его касались ее макушки, потом щеки, ласкали висок, мягкую впадинку в изгибе шеи…

В предрассветный час Ханна зашевелилась. Ей стало холодно, и она потянулась к мужу, но обнаружила, что постель пуста. Осторожно подняв голову, она оглядела сумрачную комнату. И сразу увидела Мигеля, силуэтом обозначившимся на фоне задернутых занавесок. Он внимательно смотрел в темный сад.

Соскользнув с постели, она тихонько подошла к нему. Слабое движение указало ей, что он слышал шелест откидываемой простыни, почти неуловимое шлепанье босых ног по полу.

Ханна обхватила руками его талию, прижалась к нему поближе. Он сгреб ее на руки и понес в ванную комнату. Пустил воду, подождал немного, шагнул в ванну и опустил жену рядом с собой.

Она закрыла глаза, позволив пузырькам воды подниматься по ее усталому телу. Она почти провалилась в сон, расслабленная скольжением ласковых струй, но тут же широко открыла глаза. Мигель поднял ее, укутал в огромное банное полотенце.

Вытершись, они вернулись в спальню. Она не протестовала, когда он опускал ее на постель. Ласкал ее, удерживая на грани чувственной нирваны.

Великолепный, грандиозный, переворачивающий сердце секс. Но не любовь!

Она обещала себе больше не попадать в эмоциональную зависимость от мужчины, и что же? Ее сердце принадлежит Мигелю. Всегда принадлежало и будет принадлежать, хочет он того или нет.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Грандиозно, – пробормотала Элиза, лениво развалившись под навесом, натянутым на палубе комфортабельного крейсера, нанятого Мигелем на весь день.

Ханна поправила темные очки и усмехнулась, глядя, как Элиза пытается защитить глаза от ярких солнечных лучей, сдвигая громадную панаму то на одну, то на другую сторону.

– Как тихо! – восторгалась Элиза. – Почаще бы сбегать от шума. Никаких телефонов, посетителей, делай что хочешь – никто не будет поторапливать.

«И никакие настырные француженки не будут лезть», – мысленно добавила Ханна, думая, каков будет очередной ход Камиллы.

Мигель и Александро устроились на корме, оба в темных очках и бейсбольных кепочках, одинаковых вылинявших джинсах и рубашках поло.

Трудно было представить, что всего двенадцать часов назад их с мужем объединяла страсть невиданной силы. Может, она понемногу сходит с ума, но она могла поклясться, что до сих пор ощущает его внутри себя.

Мигель, как будто почувствовав ее мысли, обернулся и бросил на нее столь многозначительный взгляд, что Ханна едва не сорвалась с места, чтобы ринуться к нему.